Николай Константинович Рерих (1874 – 1947) и Рабиндранат Тагор (1861 – 1941), два выдающихся деятеля культуры, два великих мыслителя и художника конца XIX — первой половины XX в., хорошо знали друг друга. Они познакомились в Лондоне в 1920 году и стали друзьями на всю жизнь.
Литературный гений Тагора по своим масштабам и многогранности не уступает титанам европейского Возрождения. В Индии соотечественники называют его Кабигуру — поэт-учитель, таким образом точно определяя сущность его творчества. Тагор — прежде всего поэт, но он также крупнейший индийский прозаик и драматург. Он — композитор, чьи песни поют на его родине по сей день, а две из них стали национальными гимнами Индии и Бангладеш. Он оказал неоценимые услуги театру не только как драматург, но и как талантливый режиссёр и актер. Он — оригинальный живописец, не принадлежащий ни к одной из школ. Помимо всего этого он — филолог, философ, политический публицист, педагог-просветитель.
Его творческое наследие грандиозно — свыше двух тысяч лирических стихов и песен, сотни баллад и поэм, одиннадцать сборников рассказов, восемь романов, более двадцати пьес, статьи на литературные, социальные, политические, философские темы, речи и выступления. В последние двенадцать лет жизни он увлёкся живописью и графикой и успел создать около трёх тысяч картин и набросков.
Джавахарлал Неру в книге «Открытие Индии» (1942 г.) посвятил несколько страниц Рабиндранату Тагору и дал глубокую оценку его литературной, культурной и общественно-политической деятельности. Дж.Неру писал: «Он больше, чем кто-либо другой из индийцев, помог гармоническому сочетанию идеалов Востока и Запада… Он был самым выдающимся интернационалистом Индии, верившим в международное сотрудничество и работавшим во имя его. Он принёс в другие страны то, что Индия могла им дать, а в Индию то, что мир мог дать его собственному народу… Тагор был великим гуманистом Индии»1.
Об общечеловеческом значении творчества Тагора ещё в 1926 году писал советский востоковед академик С.Ф.Ольденбург: «Он — бенгалец, а мы — люди самых разных стран — в бенгальском поэте всё же понимаем человека, упоённого красотой жизни, красотой природы и красотой человека. Он говорит нам о своей родине, о Бенгалии, о Ганге, а мы слушаем его, и каждый из нас видит свою родину, свою родную реку»2.
Родина Тагора Бенгалия, с её главным городом Калькуттой, ещё в XIX веке стала центром начинавшегося национального пробуждения Индии. А в Бенгалии ведущую общественную роль играла семья Тагоров. Это был богатый древний аристократический род, принадлежавший к числу наиболее образованных людей того времени. Сначала дед, а потом отец поэта руководили обществом «Брахмо Самадж» («Общество единого Бога Брахмы»). Оно было основано в 1828 году религиозным реформатором и просветителем Рам Мохан Раем и явилось первой в Индии общественной организацией нового типа, участники которой стремились реформировать религию индуизма, отвергая средневековые сословно-кастовые деления и семейно-бытовые обычаи. Отец поэта Дебендранат Тагор, считавшийся «махариши» (великим мудрецом), утверждал культурную самостоятельность индийцев, выступая против слепого преклонения перед всем западным, которое насаждалось британскими колониальными властями и школой.
Юный Рабиндранат, четырнадцатый ребёнок в семье, рос в атмосфере философских дискуссий, литературных и научных занятий старших братьев, обучение его велось на бенгальском, а не на английском языке. В восемь лет он начал сочинять стихи. Когда ему было четырнадцать, его стихи и заметки о литературе стали печататься, а семнадцатилетнему поэту уже принадлежали два сборника лирических стихов. В 1877 году он отправился вместе со старшим братом изучать юриспруденцию в Англию, где провёл два года, занимаясь в основном литературой и музыкой, и вернулся, не завершив юридического образования.
В конце XIX века Тагор увлёкся педагогикой: его очень беспокоило состояние народного просвещения в стране. Колониальное правительство не хотело нести никаких расходов для этой цели, и в результате состояние просвещения в Индии в начале XX века было почти таким же, как и в начале XIX века. Число грамотных увеличивалось на 1 – 2 % за десятилетие. Например, в 1921 году оно составляло 7 %, причём грамотным считался уже тот, кто мог только поставить свою подпись. В своих многочисленных статьях Тагор обращал внимание на то, что школа, организованная по английскому образцу, чужда душе индийского ребёнка, она уродует и губит молодёжь, оскорбляет её национальное достоинство.
Примером практического подхода к решению проблемы просвещения служит педагогическая деятельность самого Тагора, который в 1901 году основал на свои средства школу в фамильном поместье Шанти-никетон («Обитель мира»). Сначала это была небольшая школа-ашрам, где он сам был учителем, не пользуясь никакими учебниками и пособиями, но обладая тонким и глубоким пониманием детской души. Затем школа превратилась в колледж, а в 1919 году был создан знаменитый национальный университет «Вишвабхарати», один из мировых центров изучения духовной культуры народов Востока, ставший впоследствии важным очагом воспитания кадров для независимой Индии. Здесь же в 1920 году Тагор основал Союз художников и художественную школу, которые стали центром нового движения — Бенгальского Возрождения, заложившего основы современного национального искусства Индии. Роль Тагора в развитии изобразительного искусства того времени не ограничивается, таким образом, его собственной оригинальной живописью, не принадлежащей ни к одному из направлений и так поражавшей соотечественников. В 1922 году Тагор организовал также сельскую среднюю школу (крестьянский образовательный центр) в Шриникетоне, где наряду с общеобразовательными предметами учащиеся обучались агротехнике и ремёслам.
Опыт школьного дела в Шантиникетоне и педагогические взгляды Тагора были использованы его горячим сторонником М.Ганди для составления и осуществления плана реформы начальной школы Индии.
Убеждённый противник угнетения и эксплуатации, Тагор всегда был сторонником социалистической идеи. В 1930 году в возрасте семидесяти лет он посетил Советский Союз и написал свои знаменитые «Письма о России», в которых высоко оценил успехи советского народа, особенно в области просвещения. «Всё, что я увидел, меня поразило. За восемь лет просвещение изменило духовный облик народа. (…)
Трудно себе представить, как молниеносны перемены при таком огромном населении. Душа радуется, когда видишь, как воды просвещения хлынули в пересохшее русло. Везде бьют ключом инициатива и творчество. Свет новых надежд озаряет их путь. Повсюду кипит полнокровная жизнь»3. Эта книга, проникнутая искренней симпатией к нашей стране, вышла на бенгальском языке в 1931 году и была запрещена британскими властями в Индии, потому что звучала призывом к борьбе за свободу индийского народа.
Всемирная слава пришла к поэту в 1912 году, когда в Англии вышла небольшая книжка стихов Тагора «Гитанджали» («Жертвенные песни») в авторском переводе на английский язык. И уже в 1913 году за этот сборник Р.Тагору была присуждена Нобелевская премия по литературе. Сам этот факт был беспрецедентным — впервые она была вручена представителю народов Азии. С 1913 года стали появляться переводы Тагора и в России. В 1914 году книга «Гитанджали» была переведена на русский язык с участием и под редакцией русского и литовского поэта Юргиса Балтрушайтиса. Именно это издание явилось для Елены Ивановны и Николая Константиновича Рерихов ключом к «сердечной глубине» поэзии Тагора.
Вот как пишет Н.К.Рерих об открытии для себя творчества Тагора: «Нашла она [Е.И.Рерих] и »Гитанджали» Тагора в переводе Балтрушайтиса. Как радуга засияла от этих сердечных напевов, которые улеглись в русском образном стихе Балтрушайтиса необыкновенно созвучно. Кроме чуткого таланта Балтрушайтиса, конечно, помогло и сродство санскрита с русским, литовским и латышским языками. До этого о Тагоре в России знали лишь урывками. Конечно, прекрасно знали, как приветственно имя Тагора во всём мире, но к сердечной глубине поэта нам, русским, ещё не было случая прикоснуться.
»Гитанджали» явилось целым откровением. Поэмы читались на вечерах и на внутренних беседах. Получилось то драгоценное взаимопонимание, которое ничем не достигнешь, кроме подлинного таланта. Таинственно качество убедительности. Несказуема основа красоты, и каждое незагрязнённое человеческое сердце трепещет и ликует от искры прекрасного света. Эту красоту, этот всесветлый отклик о душе народной внёс Тагор. Какой такой он сам? Где и как живёт этот гигант мысли и прекрасных образов? Исконная любовь к мудрости Востока нашла своё претворение и трогательное созвучие в убеждающих словах поэта. Как сразу полюбили Тагора! Казалось, что самые различные люди, самые непримиримые психологи были объединены зовом поэта. Как под прекрасным куполом храма, как в созвучиях величественной симфонии, так же победительно соединяла сердца человеческие вдохновенная песнь. Именно как сказал сам Тагор в своём »Что есть искусство»:
»В искусстве наша внутренняя сущность шлёт свой ответ Наивысшему, который себя являет нам в мире беспредельной красоты поверх бессветного мира фактов».
Все поверили, верят и знают, что Тагор принадлежал не к земному миру условных фактов, но к миру великой правды и красоты»4.
«Гитанджали» — это диалог человека с Богом, это духовная лирика, в которой используются и переосмысливаются идеи и образы традиционной вишнуистской поэзии «бхакти». В этой поэзии Высшее Существо воспринимается человеком как близкое и любимое, как отец или мать, возлюбленный или возлюбленная, и это сближает её с христианской религиозной поэзией. Известному исследователю и переводчику Тагора М.И.Тубянскому принадлежит следующее проницательное наблюдение: «Идея любви как высшей ценности жизни и как основы религии является в мировоззрении Тагора наследием религии вайшнавизма, особенно вайшнавистской религиозной лирики, которой Тагор увлекался в ранней молодости… Старинная вайшнавистская лирика — главнейший источник тех стихотворений Тагора, в которых религиозное содержание принимает вид любовной лирики»5.
Приведём для примера фрагменты вольных переложений из книги «Гитанджали». Девушка мечтает встретить Возлюбленного, но сердце её закрыто:
Я пришла к Тебе с лютней, но песня осталась не спетой,
И не слушались струны, и ритм ускользал далеко.
Не раскрылся цветок, и вздохнул опечаленно ветер,
Сердце встречи искало, но встретить Тебя нелегко.
У Елены Ивановны Рерих есть письмо от 10 сентября 1938 года, посвящённое творчеству Тагора. Вот что пишет она о его философско-религиозной поэзии: «Теперь относительно многоликости поэта в его представлениях Божества. Поэт, обращаясь к Высшему Существу, духом подымается к высшему образу красоты проявленной, и где же искать эту красоту, как не в высшем для нас символе, в облике венца Творения? (…) В Упанишадах сказано: »Высшее Существо всё проникает собою, стало быть, оно прирождённое достояние каждого». И каждый индус впитывал это понятие с молоком матери. (…) Он знает, что сам он есть лишь отображение Высшего Существа, которое находится в постоянном процессе раскрывания своей беспредельной сущности. (…)
Потому представление о Высшем Существе всегда вполне соответствует той ступени развития, на которой находится человек. (…)
Восток говорит: »Не поклоняются Богу как человеку два рода людей: человек-зверь, не имеющий никакой религии, и освобождённая душа, поднявшаяся выше человеческих слабостей и перешедшая за пределы своей природы. Только она может поклоняться Богу, как Он есть».
Высшее Существо в представлении Тагора вмещает в себе все любимейшие им, все наипрекраснейшие Облики, которые живут в его сердце поэта. Каждое прикасание вызывает огонь мыслетворчества, и каждая струна сердца будет звучать по-своему на затронутые глубины сознания»6.
Первая встреча Н.К.Рериха с Р.Тагором состоялась 17 июня 1920 года в Лондоне. Старший сын поэта пишет об этом: «…После обеда Сунити Чаттерджи привёл Николая Рериха, русского художника, и его двух сыновей. Рерих показал нам альбом репродукций своих картин. Картины действительно замечательны. В западном искусстве нет ничего подобного. На отца они произвели очень большое впечатление… Вся семья собирается в Индию в сентябре. Их искренняя простота и естественные манеры очаровывают, они так свежи, так отличаются от чопорных англичан. Мы хотели бы узнать их поближе».
После этой встречи Рерих написал 24 июня первое письмо Тагору: «Дорогой мастер! Пусть мои слова напомнят Вам о России…» Он пригласил Тагора посмотреть картины в мастерской, и Тагор принял предложение.
Друг Тагора Кедарнат Дас Гупта в 1934 году в Нью-Йорке так вспоминал посещение мастерской Рериха: «Это случилось 14 лет тому назад в Лондоне. В это время я находился в доме Р.Тагора, и он сказал мне: »Сегодня я доставлю Вам большое удовольствие». Я последовал за ним, и мы поехали в Саут Кенсингтон, в дом, наполненный прекрасными картинами. И там мы встретили Николая Рериха и мадам Рерих. Когда мадам Рерих показывала нам картины, я думал о нашем прекрасном идеале Востока: Пракрити и Пуруша, человек, явленный через женщину. Это посещение навсегда осталось в моей памяти».
К приезду Р.Тагора в мастерской были поставлены картины, навеянные индийскими сюжетами. Некоторые из картин были ещё не закончены, но автор посчитал, что главное — не завершённость произведения, а тема, которая была уже видна. В это время Рерих работал над индийской серией — «Сны Востока». Всё помещение было увешано картинами, и повсюду лежали многочисленные эскизы.
Тагора изумило название поместья Рерихов — Извара, очень похожее на индийское слово «Ишвара», обозначающее в индуизме личного Бога, создателя Вселенной (переводится как «Господь» или «Владыка»).
Н.К.Рерих тоже вспоминал об этой встрече: «Мечталось увидеть Тагора, и вот поэт самолично в моей мастерской… в Лондоне в 1920-м году. (…) А в это самое время писалась индусская серия — панно »Сны Востока». Помню удивление поэта при виде такого совпадения. Помним, как прекрасно вошёл он и духовный облик его заставил затрепетать наши сердца»7.
24 июля Р.Тагор написал Н.К.Рериху письмо, в котором выразил симпатию к русскому художнику и восторг от его творчества: «Дорогой друг! Ваши картины, которые я видел у Вас в мастерской в Лондоне, и репродукции некоторых Ваших картин, появившиеся в журналах по искусству, глубоко захватили меня. Они заставили меня осознать то, что является, конечно, очевидным, но всё же должно быть снова и снова открываемо нами в самих себе: что Истина беспредельна. Когда я пытался найти слова, чтобы описать самому себе идеи, заключённые в Ваших картинах, я не смог сделать этого. И не смог я потому, что язык слов может выразить лишь одну грань Истины, а язык картины находит в Истине свою область, не доступную словесному выражению. Каждый вид искусства достигает своего совершенства лишь тогда, когда оно открывает в нашей душе те особые врата, ключ от которых находится в его исключительном владении. Когда картина является поистине великой, мы не должны иметь возможности высказать, в чем это величие, но всё же мы должны видеть и знать его. То же самое относится и к музыке. Когда одно искусство может быть полностью выражено другим — это не настоящее искусство. Ваши картины ясны и всё же невыразимы словами. Ваше искусство ограждает свою независимость, потому что оно великое искусство. Искренне Ваш Рабиндранат Тагор».
Тагор был первым, кто познакомил индийцев с творчеством Н.К.Рериха. По его рекомендации и настоянию уже в декабре 1920 года в калькуттском журнале «The Modern Review» вышли переводы стихов Н.К.Рериха, а в 1921 году — большая статья о его картинах.
Через год они встретились снова в США. В Америке Тагор читал лекции об искусстве. Вспоминая об этом, Николай Константинович проводит параллель между творчеством Р.Тагора и Л.Н.Толстого, видя сходство между ними в стремлении к Красоте и благу человечества: «Затем встретились мы и в Америке, где в лекциях поэт так убедительно говорил о незабываемых законах Красоты и человеческих взаимопониманий. В суете левиафана-города слова Тагора иногда звучали так же парадоксально, как и волшебная страна Толстого, жившая в сердце великого мыслителя. Тем больше был подвиг Тагора, неустанно обходившего мир с повелительным зовом о Красоте. (…)
Разве далеки от жизни эти зовы? Разве они лишь мечты поэта? Ничуть не бывало. Вся эта правда во всей своей непреложности дана и выполнима в земной жизни. Напрасно невежды будут уверять, что мир Тагора и Толстого утопичен. Трижды неправда. Какая же утопия в том, что нужно жить красиво? Какая же утопия в том, что не нужно убивать и разрушать? Какая же утопия в том, что нужно знать и напитывать всё окружающее просвещением? Ведь это всё вовсе не утопия, но сама реальность. Если бы хотя бы в отдельных притушенных искрах не проникал в потёмки земной жизни свет Красоты, то и вообще жизнь земная была бы немыслима. Какая же глубокая признательность человечества должна быть принесена тем гигантам мысли, которые, не жалея своего сердца, поистине самоотверженно приносят напоминание и приказы о вечных основах жизни!»8
Тема принятия жизни во всей её полноте, восхищения красотой мира, прославления счастья, любви и добрых человеческих чувств присутствовала в поэтическом творчестве Тагора в течение всей его жизни.
Я мира лик озарённый созерцал, не смыкая глаз,
Совершенству его дивясь.
Дыханье Лакшми из сада, где Вечная Красота,
Овевало мои уста.
Вселенной радость щедрую и вздохи её скорбей
Я выразил флейтой моей, —
писал он уже на склоне лет в стихотворении «Конец года» (1932 г.).
Рерих особенно ценил в творчестве Тагора сочетание современности с заветами древнейшей мудрости, которое многим даже признанным философам казалось невозможным. Они видели ретроградство или нежизненность в изучении познаний, дошедших до нас из глубины веков. «В Тагоре такие познания врождённы, а его глубокое знание современной литературы и науки даёт ему ту уравновешенность, тот золотой путь, который в представлении многих казался бы неосуществимою мечтой. А он здесь перед нами, лишь бы внимательно и доброжелательно рассмотреть его»9.
Н.К.Рерих сообщал Р.Тагору о многих своих начинаниях, в частности о Пакте об охране культурных ценностей во время войны, об основании им научно-исследовательского института «Урусвати» в Гималаях. Отвечая на просьбу Рериха высказать своё мнение о Пакте, Тагор писал художнику 26 апреля 1931 года: «Я зорко следил за Вашими замечательными достижениями в области искусства и за Вашей великой гуманитарной работой во благо всех народов, для которых Ваш Пакт мира с его знаменем защиты культурных сокровищ будет исключительно действующим символом». Как бы откликаясь на эту оценку, Рерих пишет в статье «Виджая Тагор» («Победа Тагора»), приуроченной к семидесятилетию поэта (1931 г): «Когда думается о несломимой энергии, о благословенном энтузиазме, о чистой культуре, передо мною всегда встаёт столь близкий мне облик Рабиндраната Тагора. (…) Ведь песни Тагора — это вдохновенные зовы к культуре, его моление о великой культуре, его благословение ищущим пути восхождения. Синтезируя эту огромную деятельность — всё идущую на ту же гору, проникающую в самые тесные переулки жизни, — разве может кто-нибудь удержаться от чувства вдохновляющей радости? Так благословенна, так прекрасна сущность песнопения, зова и трудов Тагора. (…) Разве не священно радостное ощущение глядеть на вечные снега Гималаев, насыщенные чудодейственною пылью метеоров дальних миров, и сознавать, что теперь среди нас живёт Рабиндранат Тагор, что, семидесятилетний, неустанно возносит он прекрасное и без устали слагает вечные камни культуры, создавая из них твердыни радости духа человеческого?
Это так нужно! Это так безотлагательно нужно!.. Без устали воскликнем об этой истинной гордости нации и всего мира!»10
Переписка Рериха и Тагора продолжалась до самой смерти поэта. Он приглашал Николая Константиновича посетить Шантиникетон, но эта поездка не состоялась. В своих воспоминаниях о поэте Николай Рерих приводит строки из писем Рабиндраната Тагора к нему: «Я был очень рад снова получить от Вас известие и узнать, что Вы благополучно вернулись в свою обитель после тяжёлой экспедиции в Центральную Азию. Завидую Вашим увлекательным приключениям и впечатлениям, полученным в этих отдалённых, недоступных частях света… В моей уединённой жизни человека преклонного возраста, полной забот о развивающемся учебном Центре, я вынужден удовлетворять своё любопытство лишь чтением о триумфах неукротимого человеческого духа над силами природы». «Я уверен, что Вас очень заинтересует дух интернационализма, царящий в Центре и в учебной работе. И поверьте, мне доставит истинное удовольствие познакомить Вас с детищем всей моей жизни, каким является Шантиникетон»11 .
В связи с событиями Второй мировой войны Тагор писал Рериху: «Безобразные проявления открытого милитаризма во всех направлениях предвещают зловещее будущее, и я почти теряю веру в самоё цивилизацию. (…) Сегодня я так же растерян и огорчён, как и Вы, в связи с поворотом событий на Западе. Будем надеяться, что мир сможет выйти чище из этой кровавой резни. (…) Вы посвятили жизнь своему делу. Я надеюсь, что судьба будет долго хранить Вас, чтобы Вы продолжали служение Культуре и Человечеству»12.
В канун восьмидесятилетия Р.Тагор написал статью «Кризис цивилизации». «Умирающий Тагор вопиет о кризисе цивилизации. Жалуется на ненависть, всюду обуявшую человечество», — отмечал Н.К.Рерих. Тем не менее, осознавая свой близкий уход, поэт не утратил чувства исторического оптимизма. Статья Тагора заканчивается словами: «Потерять веру в человечество — страшный грех; я не запятнаю себя этим грехом. Я верю, что после бури в небе, очистившемся от туч, засияет новый свет: свет самоотверженного служения человеку. Откроется новая, незапятнанная страница истории. (…) Думать, что человечество может потерпеть окончательное поражение, — преступно!»13
В дневниковых записях Рериха, посвящённых памяти Тагора, есть такие слова: «Рабиндранат ушёл. Ещё одна страница Культуры завершилась. (…)
Не забудет Индия »Гитанджали», »Садхану» и всё вдохновенное наследство Тагора. В нём отображена душа Индии во всей её утончённости, возвышенности. (…) Велики связи двух славных народов. Именно в русском переводе прекрасно звучали Тагоровы песни. На других языках они теряют, гаснет их пламень и задушевность. Но мысль Индии отлично выражается в русском слове. Недаром у нас столько одинаковых слов с санскритом. Эта родственность ещё мало оценена. Помню, как зачитывались у нас Тагором. Полюбили его песни не по внешнему складу, а по глубокому чувству, давшему облик милой сердцу Индии. Ещё что-то задушевное могло быть послано поэту, ещё что-то могло быть высказано. Но уже не скажешь, а подумаешь. Светла будет его память»14.
Нам остаётся только присоединиться к этим словам Н.К.Рериха.
Два великих человека, две прекрасные жизни, отданные служению Культуре.
1 Цит. по: Р.Тагор. Избранное. М., 1987. С. 5.
2 Цит. по: Рабиндранат Тагор. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1986. С. 21.
3 Р.Тагор. Собрание сочинений. Т. 12. М., 1965. С. 259.
4 Н.К.Рерих. Листы дневника. Т. 2. М.: МЦР, 1995. С. 92.
5 Цит. по: Рабиндранат Тагор. Жизнь и творчество. С. 19.
6 Е.И.Рерих. Письма. VI. М.: МЦР, 2006. 10.09.1938.
7 Н.К.Рерих. Листы дневника. Т. 2. С. 93.
8 Н.К.Рерих. Листы дневника. Т. 2. С. 93 – 94.
9 Там же. Т. 2. С. 95.
10 Н.К.Рерих. Держава Света. М.: 1999. С. 258 – 259.
11 Н.К.Рерих. Листы дневника. Т. 2. С. 437.
12 Там же. С. 437 – 438.
13 Р.Тагор. Собрание сочинений. Т. 11. М., 1965. С. 381.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.