Краткая биография.
БЕРДЯЕВ, НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1874–1948), русский философ и публицист. Родился 6 (18) марта 1874 в Киеве. Учился в Киевском кадетском корпусе. В 1894 поступил на естественный факультет университета Святого Владимира (Киев), через год перевелся на юридический факультет. Увлечение марксизмом, участие в социал-демократическом движении стали причиной ареста Бердяева и исключения из университета (1898). Марксистский период в его биографии оказался сравнительно коротким. Уже в работе Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К.Михайловском (1901) признание марксистского историзма соседствует с критической оценкой «материализма». Участие Бердяева в сборнике Проблемы идеализма (1902) ознаменовало окончательный переход мыслителя на позиции метафизики и религиозной философии. В 1904–1905 он редактирует религиозно-философские журналы «Новый путь» и «Вопросы жизни». Происходит его сближение с Д.С.Мережковским, впрочем, оказавшееся непродолжительным. В идеях последнего он в конечном счете увидит проявление «декадентства» и «религиозного сектантства». В автобиографии Самопознание, написанной в конце жизни, он скажет о духовной атмосфере, царившей в кругу идеологов «серебряного века», что это было «возбуждение», лишенное «настоящей радости». Вполне последовательная религиозно-метафизическая ориентация Бердяева нашла отражение в его работах Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные, литературные и Новое религиозное сознание и общественность (обе – 1907), а также в известной статье в сборнике «Вехи».
В годы после первой русской революции Бердяев постоянно критикует различные варианты российского радикализма, как «левого», так и «правого» толка (сборник Духовный кризис интеллигенции, статьи Черная анархия, Казнь и убийство и др.). Эпохальными, с точки зрения определения собственной философской позиции, стали для Бердяева его книги: Философия свободы (1911) и Смысл творчества (1916). Во время Первой мировой войны Бердяев, не разделяя взглядов, которые ему представлялись «крайностями» патриотизма (он спорил по этому поводу, в частности, с В.В.Розановым, С.Н.Булгаковым, В.Ф.Эрном), был далек и от настроений антигосударственных и тем более антироссийских. Итогом его размышлений этих лет стала книга Судьба России (1918, переиздана – М., 1990). Отношение к Февральской революции у него с самого начала было двойственным: падение монархии он считал неизбежным и необходимым, но и «вступление в великую неизвестность» послереволюционного будущего воспринималось как чреватое хаосом, падением в «пучину насилия». Последние настроения вскоре возобладали: на первый план в размышлениях Бердяева выходит тема роковой опасности революции, приводящей к разрушению органической иерархии общественной жизни, «низвержению расы лучших», уничтожению культурной традиции (статья Демократия и иерархия, книга Философия неравенства и др.). Последовательное неприятие большевизма не помешало Бердяеву проявлять исключительную активность в послереволюционные годы: он выступал с публичными лекциями, преподавал в университете, был одним из руководителей Всероссийского союза писателей, организовал Вольную академию духовной культуры, вел семинар о творчестве Достоевского. Вся эта деятельность оборвалась в 1922, когда Бердяев был выслан за границу.
Европейскую известность принесла философу его книга Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы (Берлин, 1924). Осмысляя трагический опыт русских революций и тенденции европейского развития, Бердяев провозглашает в этой работе завершение «безрелигиозной», «гуманистической эпохи» и вступление человечества в «сакральную» эпоху «нового средневековья», характеризующуюся религиозным возрождением и религиозными конфликтами, столкновением христианских и антихристианских идей. В идейной борьбе 20 в., по Бердяеву, позиции безрелигиозные уже не играют существенной роли. Любая значимая идея неизбежно принимает религиозный смысл. Это касается и коммунистической идеологии: «коммунистический интернационал есть уже явление нового средневековья». С 1925 по 1940 Бердяев был редактором журнала «Путь» – ведущего издания религиозно-философской мысли русского зарубежья. В «Пути» публиковали свои сочинения и видные представители европейской религиозной философии (Ж.Маритен, П.Тиллих и др.). В эмиграции Бердяев был активным участником европейского философского процесса, постоянно поддерживая отношения со многими западными мыслителями: Э.Мунье, Г.Марселем, К.Бартом и др. Среди наиболее значительных трудов Бердяева эмигрантского периода – О назначении человека. Опыт парадоксальной этики (1931), О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии (1939), Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация (1947). Уже после смерти философа увидели свет его книги: Самопознание. Опыт философской автобиографии, Царство Духа и царство Кесаря, Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого и др. В 1947 Бердяеву была присуждена степень доктора теологии в Кембриджском университете. Умер Бердяев в Кламаре близ Парижа 23 марта 1948.
Своеобразие философии, по Бердяеву, состоит в том, что она не сводится к системе понятий, представляет собой не столько «знание-дискурс», сколько «знание-созерцание», говорящее на языке символов и мифов. В мире символов его собственной философии ключевая роль принадлежала свободе и творчеству, с которыми в конечном счете связаны все прочие идеи-символы: дух, чье «царство» радикально, онтологически противостоит «царству природы»; объективация – бердяевская интуиция драматизма судьбы человека, не способного (культура – «великая неудача») выйти из пределов «царства природы»; трансцендирование – творческий прорыв, преодоление, хотя бы на миг, «рабских» оков природно-исторического бытия; экзистенциальное время – духовно-творческий опыт личной и исторической жизни, имеющий метаисторический, абсолютный смысл и сохраняющий его даже в эсхатологической перспективе. При этом именно свобода определяет содержание «царства духа», смысл его противостояния «царству природы». Творчество же, которое всегда имеет своей основой и целью свободу, фактически исчерпывает позитивный аспект человеческого бытия в бердяевской метафизике и в этом отношении не знает границ: оно возможно не только в опыте художественном и философском, но также и в опыте религиозном и моральном («парадоксальная этика»), в духовном опыте личности, в ее исторической и общественной активности.
Бердяев придал свободе онтологический статус, признав ее первичность в отношении природного и человеческого бытия и независимость от бытия божественного. Свобода угодна Богу, но в то же время она – не от Бога. Существует «первичная», «несотворенная» свобода, над которой Бог не властен, которая «коренится в Ничто извечно». Эта же свобода, нарушая «божественную иерархию бытия», порождает зло. Тема свободы, по Бердяеву, важнейшая в христианстве – «религии свободы». Иррациональная, «темная» свобода преображается Божественной любовью, жертвой Христа «изнутри», «без насилия над ней», «не отвергая мира свободы». Богочеловеческие отношения неразрывно связаны с проблемой свободы: человеческая свобода имеет абсолютное значение, судьбы свободы в истории – это не только человеческая, но и божественная трагедия.
В неспособности воспринять глубочайший и универсальный трагизм христианства Бердяев был склонен усматривать коренной недостаток традиционных теологических систем, постоянно указывая на их чрезмерный рационализм и оптимизм. Наиболее близкими себе религиозными мыслителями прошлого он считал Экхарта, Баадера, позднего Шеллинга и в особенности Беме. Основное же направление европейской метафизики, восходящей к Платону, находится, по Бердяеву, в русле онтологического монизма, утверждает фундаментальную первичность бытия (в его различных формах) и уже потому враждебно идее человеческой свободы и соответственно персонализму. «Нужно выбирать между двумя философиями – философией, признающей примат бытия над свободой, и философией, признающей примат свободы над бытием… Персонализм должен признать примат свободы над бытием. Философия примата бытия есть философия безличности» (О рабстве и свободе человека, 1939). С этой позицией было связано критическое отношение Бердяева к современному философскому «онтологизму» и, в частности, к фундаментальной онтологии М.Хайдеггера.
Сочинения Н.А.Бердяева, не указанные в статье: Сочинения, тт. 1–4. Париж, 1983–1991; Философия свободного духа. М., 1994; Истина и откровение. СПб, 1996.
http://www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/religiya/BERDYAEV_NIKOLA_ALEKSANDROVICH.html?page=0,1
НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ
ОТРЫВКИ ИЗ КНИГИ «ФИЛОСОФИЯ СВОБОДЫ»
(Философия и религия, гл.1)
В древности открывается великая мудрость, а не пустота, и религию начинают изучать религиозно. Ложь тут начинается тогда, когда за религию выдается магическое знание.
Только христианская метафизика утверждает реальность бытия и реальность путей к бытию, постигает великую тайну свободы, ни на что не разложимой и ни к чему не сводимой, и признает субстанцию конкретной личности, заложенной в вечности. Лишь в мистическом гнозисе христианства все это дано и нигде более. Христианский гнозис приводит к трансцендентному реализму, к конкретному персонализму, к философии свободы.
По гностическим учениям истина открывается мудрым, а не младенцам. В христианстве истина открывается младенцам, а не мудрым, и гнозис есть плод религиозной жизни. Будьте как дети, тогда лишь войдете в царство Небесное. В истине Христовой есть божественная простота. Истина стяжается жизнью и подвигом, усилием воли и целостным духом, а не одним познанием. Само познание есть лишь функция религиозной жизни. Идеал христианина есть скорее идеал святого, чем мудрого учителя. Христианский гнозис требует акта самоотречения, отречения от гностической гордости, от притязаний разумного познания. Христианский гнозис есть стяжание себе разума божественным безумием. В нем нет уже и следов рационализма и натурализма, которые в утонченной форме присутствуют в гностицизме.
Философия должна быть органической функцией религиозной жизни, а не прислужницей теологии – это разница огромная. Философия не может и не должна быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути истины. Философия, которая будет искать своей пищи в религиозном опыте, не только не будет схоластикой, но именно она будет противоположна всякой схоластике.
Религиозная философия должна победить и гносеологическую схоластику, и теологическую схоластику, т.е. дух жизни должен победить всякий отвлеченный рационализм.
Философия, восстановившая свое жизненное, религиозное питание, и будет философия свободная; то будет освобождением, а не порабощением философии. Возвратить философии ее цель и путь к осуществлению цели не значит поработить философию. Истина освобождает, а путь к истине открывается лишь посвящением в тайны религиозной жизни. Воссоединение с бытием не может быть постыдным порабощением философии, оно восстанавливает ее цель.
Религиозная вера всегда есть освобождение и спасение, только в этом ее смысл, и все, что связывает себя с религиозной верой, в ней ищет питания, все то освобождается и спасается.
Человек, предоставленный самому себе, оставленный с самим собой и своим «человеческим», бессилен и немощен, ему не открывается истина, не раскрывается для него смысл бытия, не доступен ему разум вещей. Весь ход человеческой культуры, все развитие мировой философии ведет к осознанию того, что вселенская истина открывается лишь вселенскому сознанию, т.е. сознанию соборному, церковному.
Философия, т.е. раскрытие разумом вселенской истины, не может быть ни только индивидуальным, ни только человеческим делом, она должна быть делом сверхиндивидуальным и сверхчеловеческим, т.е. соборным, т.е. церковным. Лишь вселенскому церковному сознанию раскрываются тайны жизни и бытия, лишь в приобщении к церковному разуму возможно истинное дерзновение, там лишь гарантия против всякого иллюзионизма и призрачности, там подлинный реализм, реализм мистический. Философия должна быть церковной, но это не значит, что она должна быть богословской или клерикальной. Философия должна быть свободной, она и будет свободной, когда будет церковной, так как только в Церкви – свобода, освобождение от рабства и необходимости. Философия церковная есть философия, приобщенная к жизни мировой души, обладающая мировым смыслом – Логосом, так как Церковь и есть душа мира, соединившаяся с Логосом. Философия отвлеченная, рационалистическая, «гносеологическая», схоластическая порывает с мировой душой и теряет пути к ней. Лишь церковная философия восстанавливает эти пути. Лишь церковная философия в силах решить проклятые вопросы, лишь ей доступны проблемы свободы и зла, личности и мирового смысла, реализма и брачной тайны познания.
С самого начала я прекращаю всякий разговор на чисто гносеологической почве потому, что отрицаю самую эту почву. Первое слово гносеологии я считаю уже ложью, уже уклоном, я отвергаю место, на котором она стоит. Поэтому оправдывать себя перед гносеологами по критериям, выдуманным самими гносеологами, я отказываюсь, и отказываюсь вполне правомерно: я отрицаю их критерии, не признаю их суда, считаю противозаконной всю их деятельность.
Должен оговориться, что под гносеологией я все время имею в виду гносеологию критицизма, гносеологию Канта и неокантианцев. В этом смысле гносеологию я с самого начала радикально отрицаю, но вообще гносеологию я, конечно, признаю. Без гносеологии не может быть философии, и никогда не было.
Гносеология хороша лишь тогда, когда она посвящена в религиозную истину. Тогда лишь гносеология понимает смысл тех категорий, над которыми бессильно рефлектирует гносеология критическая. Для познания научного я утверждаю прагматический позитивизм, для познания высшего – мистический реализм, для критической гносеологии – этой дурной метафизики – не остается места.
Только смирение гностико-рационалистической гордыни рождает религиозный гнозис как зрелый плод религиозной жизни, цельной жизни духа.
Философия не должна иметь религиозной тенденции, упаси Боже; тенденция в философии так же плоха, как и в искусстве. Не должна философия играть внешне служебной роли, служить она должна лишь истине. Но свободно должна сознать философия, что служить истине она может лишь тогда, когда будет иметь религиозное питание, когда «опыт» ее будет обширнее и глубже того, которым пользуется рационализм, позитивизм и критицизм.
Истина – живая, истина есть также путь и жизнь. И вот живая истина, цельная истина не может раскрываться лишь интеллектуально, рассудочно, рационально; с ней можно соприкоснуться лишь в опыте религиозной жизни. Разум должен прекратить свое изолированное, отсеченное существование и органически воссоединиться с цельной жизнью духа, тогда только возможно в высшем смысле разумное познание. Бытие дано лишь в опыте, но оно никогда не бывает дано в опыте рационализированном, рассудочном. Бытие дано до рационалистического рассечения духа и до раздвоения на субъект и объект. До раздвоения на субъект и объект бытие дано лишь в религиозном, мистическом опыте.
Религия и мистика есть корень философии, ее жизненная основа. Философия станет жизненной, будет жизнью и будет учением о жизни. Такой она была прежде и такой вновь должна стать после всех испытаний и блужданий. Философия не может быть ни отвлеченно-интеллектуалистической, ни отвлеченно-волюнтаристической, она должна быть философией конкретного духа, в которой нет уже рассечения, в которой восстановлена цельность. Но рационализм тогда лишь будет побежден, когда он будет осознан как грех нашей умопостигаемой воли.
(Вера и знание, гл.2)
У каждой живой души есть не только научное, но и метафизическое и мифологическое отношение к миру.
Скоро, скоро настанут времена, когда наука восстановит в своих правах многие истины алхимии, астрологии, магии, когда реабилитированы будут знания средневековья и Возрождения.
Требование «научной» веры, замены веры знанием есть, как мы увидим, отказ от свободы, от свободного избрания и от вольного подвига, требование это унижает человека, а не возвышает его. Никакая философия не может дать веры и заменить веры, она может лишь подвести к вере, лишь устранить некоторые препятствия.
Но и вера не может заменить знания. Нельзя верой решать вопросов физики и химии, политической экономии и истории, нельзя текстами св. писания возражать против выводов науки. Автономия науки так твердо укреплена в современном сознании, что и защищать ее нечего.
Вникая в природу знания и веры, мы прежде всего должны констатировать огромное психологическое различие между этими двумя состояниями. Психологическая противоположность знания и веры бросается в глаза даже человеку, не склонному к философскому анализу. Знание – принудительно, вера – свободна.
Разгадки двойственности мира этого и мира иного, вещей видимых и вещей невидимых нужно искать в тайне нашей умопостигаемой воли.
Знание носит характер насильственный и безопасный, вера – свободный и опасный.
Человек поверивший есть человек свободно дерзнувший, преодолевший соблазн гарантирующих доказательств.
В глубине знание и вера – одно, знание есть вера, вера есть знание.
Мир знания и веры условно даны как разные порядки, но они могут быть сведены к единству.
Два разума проходят через всю человеческую жизнь, через всю человеческую историю – разум малый и разум большой. Взаимоотношение этих двух разумов и составляет основную проблему философии. Это взаимоотношение лежит на дне всякой гносеологии, хотя бы ею и не сознавалось. Вечное религиозное выражение этой борьбы двух разумов дает Апостол Павел, когда говорит: «Будь безумным, чтобы быть мудрым», и еще: «Мудрость мира сего есть безумие перед Богом». Это и значит, что в «безумии», в отречении от малого разума есть стяжание себе большого разума, а в «мудрости мира сего», в торжестве малого разума отсутствует большой разум, есть «безумие перед Богом». Есть ограниченный разум, рассудок, разум рационалистов, и есть разум божественный, разум мистиков и святых. В безумном отречении от разума индивидуального приобретается разум универсальный. Живой Логос мира, Смысл мира дан лишь в религиозном откровении. Но и философам в естественном откровении дан Разум – Логос только в частных его определениях. Лишь религиозные философы окончательно возвышаются над «мудростью мира сего» и становятся «безумными», т.е. «мудрыми». Но и в естественных откровениях философии и теософии человек прикасается к мировому, вселенскому Разуму. Только в современной философии окончательно исчез Логос.
Вера есть раскрытие в своем «я» иного, божественного, выход из «я» и отдавание себя высшему. Поэтому в вере преодолевается и корыстное сомнение, и корыстное самовозвеличение.
(Подборка автора сайта, продолжение будет позже)
Космизм философии Н.А.Бердяева и мировоззрение Рерихов
В.В. Фролов,
доктор философских наук, профессор,
заведующий кафедрой философии МГУЛ,
ответственный секретарь МЦР,
Москва
Согласно космическому миропониманию, человек является частью космоса, и жизнь человека, его эволюционное развитие направляется космическими законами. Многие русские философы в своем творчестве касались различных граней космического миропонимания. К ним прежде всего относятся В.С.Соловьев, П.А.Флоренский, И.А.Ильин, Н.А.Бердяев. Особое место в этом ряду занимают Рерихи, которые синтезировали не только нахождения русской, но также западной и восточной культуры.
Одним из мощных источников, питавших творчество Рерихов, была русская философия XIX–ХХ веков, в развитие которой огромный вклад внес Николай Александрович Бердяев.
Обращение к философии Бердяева показывает, что русский мыслитель предчувствовал наступление социальных потрясений, охвативших Россию и весь мир в ХХ веке. Поэтому его философия, как и творчество многих русских философов, художников, поэтов Серебряного века, носила провидческий характер. Осмысливая грозные симптомы надвигавшихся событий, проявлением которых были первая мировая война и революция 1917 года, Бердяев не ограничивается анализом их внешних форм. Всей мощью своего духа философ стремится уловить их глубинные, космические истоки.
«Сильный космический ветер колеблет все страны, народы и культуры», – пишет Бердяев [1, с. 126]. Философ как бы интуитивно чувствует в космическом ветре какие-то доселе неведомые силы, всколыхнувшие Россию и весь мир. Он понимает, чтобы прикоснуться к этим силам, осознать их влияние на человечество, традиционными доктринами не обойтись, ибо они опираются на старое, социологическое мышление. Для познания этих сил «необходимо космическое углубление сознания» [1, с. 148]. «Углубленное сознание, – пишет Н.А.Бердяев, – должно прийти к идее космической общественности, т.е. общественности, размыкающейся и вступающей в единение с мировым целым, с мировыми энергиями» [1, с. 145–146].
Ярчайшими представителями плеяды мыслителей-космистов были Рерихи. Николай Константинович Рерих, его жена – Елена Ивановна и сыновья – Юрий Николаевич и Святослав Николаевич. Духовным водителем семьи являлась Елена Ивановна Рерих. Ее высочайшие духовные нахождения претворял в своем художественном и философском творчестве Николай Константинович. Каждый из Рерихов был выдающимся мыслителем и культурным деятелем. В то же время их семья составляла единое духовное целое, в основе которого лежало общее для всех членов этой уникальной семьи мировоззрение.
Рерихи считали, что Космос представляет собой величественную одухотворенную систему, между структурами которой происходит постоянный энергообмен. Человек, будучи частью Космоса, также включен в этот энергообмен. В физическом мире особенности этого процесса можно зафиксировать приборами. Но есть энергообмен невидимый, который осуществляется между человеком и мирами иных состояний материи. В процессе энергообмена, отмечает Л.В.Шапошникова, происходит накопление энергии, повышающее энергетику человека, народов, стран, Земли и подготавливающее их дальнейшее продвижение по ступеням Космической эволюции. Его роль в эволюционном развитии человека и человечества очень велика. Механизмы этого энергообмена наука пока раскрыть не может прежде всего
в силу отрицания самой возможности его существования.
Рерихи, занимаясь научными исследованиями, понимали, что традиционная система научного познания, сложившаяся в XVI–XIX веках, ограничена в своих возможностях и может быть применима только при познании явлений физического мира. В то время как использование этой системы познания для объяснения явлений иных миров невозможно.
В эпоху древности наука поддерживала связь с Высшим через религиозное мышление. И связь эта ее одухотворяла. Но в период Средневековья научные открытия, деятельность свободно мыслящих ученых стали мешать церкви, которая выступала против всего нового в науке. В этот период наука, составив основу европейского свободомыслия, выделилась в самостоятельный вид интеллектуальной деятельности, в котором стал преобладать не связанный с духовностью интеллект.
«Можно усвоить основы новейшего механического или узко материалистического развития, – пишет Е.И.Рерих, – но при отрицании значения духа они неизбежно приведут к тупику <…>» [2, с. 400]. Для преодоления такого положения традиционная система познания нуждается в одухотворении, которое может быть достигнуто через искусство, религиозный опыт, интуицию. Эти формы духовной жизни человека получают глубочайшее осмысление в философии Рерихов.
Одна из таких форм – интуитивное познание, духовным органом которого является сердце. По своей природе человеческое сердце есть проявление Сердца Космического. Но такое качество сердца человеку еще предстоит осознать. Ему надо понять, что для раскрытия духовного потенциала сердца нужно освободиться от эгоизма, открыть сердце красоте и любви. В Живой Этике отмечается, что для своего развития сердце нуждается в воспитании, которое предполагает осознание роли сердца как водителя жизни и претворение нового подхода к нему в жизни каждого дня.
С чего же начинать воспитание сердца? Прежде всего полезно хотя бы иногда подумать о сердце, ибо мысль о сердце уже будет плодотворна. Хорошо также поговорить со своим сердцем, прислушаться к его голосу. Существенную роль в воспитании сердца играет искусство. Но искусство подлинное, произведения которого отражают красоту природы, человека и Мироздания. Искусство является частью Культуры. Поэтому освоение человеком Культуры во всех ее формах, и прежде всего развитие внутренней культуры человека, очищает сердце от наростов эгоизма.
Сердце не терпит никакого насилия, никакого механического вмешательства. «Сердце – самый независимый орган, можно дать ему свободу к добру, и оно поспешит наполниться психической энергией» [3, 290]. Воспитывается сердце в сфере чувств. И здесь очень важно проявлять милосердие, сострадание, мужество, любовь и другие высокие чувства, так как через их развитие сердце становится более культурным, а человек благодаря этому – более открытым к познанию космических реальностей.
У Бердяева возможность познания космических факторов исторического процесса связана с космическим углублением сознания. Философ понимает, что такой поворот в эволюции сознания не может осуществиться без переоценки возможностей философии и науки, без их одухотворения. Это откроет новые возможности философии и науки в познании планетарно-космических процессов.
Описывая состояние философии в начале XX столетия, Бердяев отмечает, что в философии наблюдается кризис, проявляющийся в ее эпигонстве и упадке. Это говорит о том, что философское творчество иссякает. В этом плане мыслитель прав, ибо грандиозные системы классической философии в XIX веке ушли в прошлое, породив множество эпигонских школ. Итогом такой эволюции классической философии в Европе стали три ее основных направления – неокантианство, неогегельянство и неопозитивизм. В сущности, ничего нового в рамках рационалистической традиции по сравнению с классической философией западноевропейская философская мысль в конце XIX – начале XX столетия предложить не смогла.
Кризис философии этого периода, по мнению Бердяева, состоял в том, что философия оторвалась от жизни, стала слишком рационалистической и в силу этого оказалась неспособной познавать бытие. Философия утратила чувство бытия, оторвалась от истинных источников питания. Она не может питаться только собой, так же как не может питаться и одной наукой. Зависимость философии от науки приводит к утрате ею самостоятельности. Выход из возникшего кризиса русский философ видит в отыскании философией своих истоков. К тому же интерес к ней в обществе не только не увядал, но и усиливался. Стимулировался этот интерес потребностью многих людей переосмыслить свое мировоззрение с помощью философии. Однако в конце XIX–ХХ столетиях она еще не обладала необходимым для этого потенциалом.
В древности философия и вообще познание были функцией жизни, а жизнь была религиозной. Именно через жизнь философия была связана со своими религиозными истоками. «На религиозном питании, на органической связи с народной жизнью была основана философская мудрость Гераклита и Пифагора» [4, с. 19]. В средние века философия была связана с христианством. Это давало ей приобщенность к живому бытию. Философия Нового времени, порывая с религией, уходит от жизни и закрывает себе путь к философскому осмыслению бытия. Между тем философия способна познать бытие, жизнь лишь при условии органической связи с религией. «Философия, – пишет Бердяев, – может быть лишь органической функцией религиозной жизни. Первые славянофилы, Киреевский и Хомяков, яснее Вл.Соловьева сознавали, что лишь религиозно, а не философски, лишь в полноте жизни, а не в гнозисе, достижим универсальный синтез, всеединство, так как свободнее были от рационализма» [4, с. 20].
Преодоление рационализма философии возможно через отречение от «малого», индивидуального разума, ограниченность которого в том, что он всегда функционирует как часть, противопоставляет субъект и объект. В то время как достоинство вселенского разума состоит в его универсализме, в интуитивном постижении тождества субъекта и объекта. «Истина, – считает философ, – стяжается жизнью и подвигом, усилием воли и целостным духом, а не одним познанием» [4, с. 23]. Религия питает философию лишь постольку, поскольку религия связывает ее с вселенским разумом. Так философия может постигать тайны бытия. В сущности, философия опирается на знание. Но знание это высшего порядка. Оно не частично, а универсально и базируется не на логике, а на интуиции.
Наука, так же как философия, не может быть самодостаточной и опираться только на точное знание «Сами первоосновы науки, – пишет Бердяев, – требуют иного, философского обоснования» [4, с. 41]. Знание связано с вселенским разумом, который живет и действует как в мышлении, так и в бытии. Таким образом, предпосылки науки, теории познания нужно искать не в науке о духе, а в самой жизни духа, в самих силах бытия, живом опыте сознания.
В творчестве Рерихов представление о ведущей роли Высшего в эволюционном развитии человека, так же как и понимание Бердяевым определяющей роли вселенского разума в его духовной эволюции, является одним из основополагающих. Мировоззрение Рерихов возникло и стало распространяться в ХХ веке, когда все более обнаруживалось, что человечество подходит к каким–то глобальным переменам. Рерихи, так же как и Бердяев, осознавали, что для понимания наступающих перемен человеку нужно выработать более развитое сознание, которое позволило бы ему идти в ногу со временем.
В качестве духовно–нравственного ориентира развития сознания Рерихи предложили Учение Живой Этики, созданное при их участии группой индийских философов и раскрывающее процесс космической эволюции человека. В Живой Этике понятие Высшего имеет различные грани, одна из которых представлена образом космической Красоты. Космос пронизан Красотой, формы проявления которой беспредельно многообразны. Это прежде всего те ее проявления, которые человек открывает для себя как на земле, так и в мирах иных состояний материи. Это, по выражению Л.В.Шапошниковой, Красота нерукотворная. Другой вид Красоты – Красота рукотворная. Для человека Красота рукотворная является своеобразным мостом к Красоте Мироздания, Красоте иных миров. «Что такое Красота? Определить это сложное космическое явление одной-двумя фразами невозможно. Спектр понимания и восприятия Красоты в нашем плотном мире огромен и беспределен. Каждый человек имеет свой мир Красоты (если, конечно, имеет). Красота, в ее истинном понимании, есть тонкая и высоковибрационная энергетика. Она является не только важнейшим фактором в эволюции человечества, но и олицетворяет собой творческую силу в Космосе как таковом. Она возникает в таинственном пространстве Космического Магнита, где в необозримом океане энергий складываются и рушатся бесчисленные формы различных состояний материи. И только она – Красота – придает им устойчивость и эволюционную завершенность. Сам же Космический Магнит, являясь Сердцем и Разумом Мироздания, творит и действует по строгим законам Красоты. Все космические Веления соответствуют этой Красоте, все проявленные формы несут в себе энергетику этой Красоты. Красота, заключая в себе гармонию энергетики, превращает Хаос в Космос на всех уровнях, начиная от миров различных состояний материи и кончая духом человека, которого она одаривает способностью создавать самое главное в его жизни – Культуру, существование которой без этой Красоты невозможно.
Красота – многолика, всепроникающа, она – движущая сила нашей эволюции, ее ведущее начало» [5, с. 5].
Рерихи придавали Красоте первостепенное значение и считали, что только осознание человеком Красоты и претворение ее в жизни поможет ему выйти на более высокий уровень духовного развития.
В философии Бердяева тема ведущей роли Высшего в эволюции человека наиболее полно выражена в его концепции свободы. Свободная воля человека, отмечает философ, привела малый, человеческий разум к отпадению от Вселенского, или Абсолютного, Разума. В результате бытие оказалось греховным, пронизанным болезнью рационализма. Но объективно связь человеческого разума с разумом абсолютным существовала всегда и никогда не прерывалась. Задача истинной философии состоит в раскрытии, укреплении и развитии этой вечной связи. Это является необходимой предпосылкой свободы, которая изначально присуща космосу. «Подлинная свобода, – пишет Бердяев, – есть выражение космического (в противоположность хаотическому) состояния вселенной, ее иерархической гармонии, внутренней соединенности всех ее частей. Космическое всегда есть свободное, в нем нет принудительной необходимости, ибо нет тяжести и давления, нет материализации одной части для другой. В космосе все живо, ничто не инертно, не отяжелено, не принуждает своей материальностью» [9, с. 374].
В словах философа чувствуется дыхание Красоты неземных миров, просвечиваются тончайшие и совершеннейшие духовные связи, на которых зиждется «иерархическая гармония». Отсюда следует простой, но очень важный вывод – подлинно свободным человек может быть только в духе.
В русском космизме такое понимание свободы распространено очень широко. Вот, к примеру, как проникновенно пишет о свободе И.А.Ильин. «Человек, нашедший свою свободу и утвердившийся в ней, знает, что никакие условия, ни внешние, ни внутренние, не могут отнять у него этой свободы; ибо от того, что другие люди будут обходиться с ним как с рабом, его свобода не угаснет, а только углубится до пределов внешней недосягаемости; сам же он никогда не усвоит рабскую установку. Свобода, вообще говоря, не “дается”, а “берется”: она берется духом как его неотъемлемое достояние и соблюдается им как неотчуждаемая святыня. Но для того чтобы это свершилось, свобода должна найти свой источник в том Высшем, которому она имеет счастье предстоять и от которого исходит всяческая духовность и всяческая свобода» [6, с. 78–79].
Понятие свободы, сформулированное в русской философии, глубоко созвучно представлениям Рерихов. Для них сущность этого понятия определяется свободным выбором человеком своих мыслей, чувств, поступков. В какой бы ситуации ни находился человек, он всегда свободен выбрать устремление к Свету или во тьму. Этот выбор жизненных ориентиров по своим глубинным основаниям либо соответствует законам бытия, либо является
отходом от этих законов. Но человек свободен лишь в момент выбора. После того, как выбор совершен, независимо от воли человека начинают проявляться следствия этого выбора. Эти следствия человек уже не может отменить, поскольку их осуществление носит причинно обусловленный, закономерный характер. В этом смысле человек выступает подлинным строителем, творцом своего будущего.
Подобно тому как Бердяев видит возможность обретения подлинной свободы исключительно в сфере духа, через соединение человеческого разума с разумом вселенским, так и Рерихи не мыслят истинной свободы вне Красоты Космоса, Красоты иных миров. «Самая высокая свобода, – говорится в Живой Этике, – может быть осознана в мире надземном, где законы понимаются как прекрасная непреложность» [3, 3]. Таким образом, подлинная свобода достижима только в пространстве истинной духовности, которая выводит человека к Красоте инобытия.
Но на пути к свободе человека подстерегает множество препятствий. Речь идет не только и даже не столько о препятствиях внешних, сколько о препятствиях внутренних. К этим препятствиям относятся отрицательные качества, несовершенства человека, без постоянного преодоления которых обретение подлинной свободы невозможно. В связи с этим в Живой Этике отмечается: «Они (люди. – В.Ф.) воображали построить такие башни, где можно бы укрыться в полной безопасности. Они мечтали собрать такие сокровища, которые могли бы их обеспечить, забыв, что лишь вне земных условий могут они достичь таких твердынь» [7, 45].
Эти мысли из Живой Этики касаются не только истории. Они чрезвычайно актуальны сегодня, когда многие люди стремятся получить материальные сокровища, которые могли бы обеспечить их жизнь. И некоторые этой цели достигают. Вместе с тем, несмотря на внешнюю свободу, которая достигается этими людьми благодаря материальной обеспеченности, в сознании они продолжают оставаться рабами своего богатства, все помыслы направляя на его сохранение и приумножение. Поэтому решение этого материально-финансового вопроса отнюдь не решает проблемы смысла человеческого существования, которая в конечном счете состоит в обретении человеком духовной свободы.
Здесь Рерихам как бы вторит Ф.М.Достоевский, который словами Ивана Карамазова возвещает: «…тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его все были хлебы» [8, с. 11].
В философии Бердяева тема свободы органично связана с темой творчества. Духовно освобождая себя, человек собирает силы для творчества. Именно в свободном творчестве раскрывается подлинная природа человека. Поэтому свобода является необходимой предпосылкой философского творчества. Предпосылка эта вселенская, космическая, а не психологическая. Источником познания сущего выступают космические состояния человека, пребывая в которых, он сливается с абсолютным бытием и постигает его смысл. Поэтому философия является откровением. Но не откровением Бога, а откровением человека, причастного к Логосу, абсолютному бытию.
Необходимой предпосылкой философского познания является осмысление человеком своего космического предназначения. «Вселенная, – пишет Бердяев, – может входить в человека, им ассимилироваться, им познаваться и постигаться потому только, что в человеке есть весь состав вселенной, все ее силы и качества, что человек – не дробная часть вселенной, а цельная малая вселенная» [9, с. 295]. Благодаря особенностям своей природы человек оказывается точкой пересечения двух миров – земного и небесного, мира физического и мира иных состояний материи.
Свое подлинное воплощение творчество находит в любви. Бердяев считает, что любовь ни в коей мере не может сводиться к сексуальному акту, ибо она – не от «мира сего», она – «не здешний цветок». В любви творится вечная, новая жизнь человека. Природа любви носит космический характер, поэтому встреча любящего с любимым происходит в Боге. Любовь как явление космическое приобщает человека к космической иерархии. Истинная любовь есть путь, следуя по которому, человек раскрывает в себе образ и подобие Бога. Смысл любви сводится к созиданию новой жизни, творческому восхождению личности, устроению гармонии мира. Таким образом, истинная любовь есть условие подлинного творчества.
Сущность творческого акта для Бердяева в наибольшей мере раскрывается в творчестве художественном. По своей природе оно является не простым отражением действительности, но всегда прибавлением к ней чего-то еще не бывшего – красоты мира иного. Красота внутренне присуща Космосу. Опираясь на этот устой мироздания, Бердяев выдвигает заповедь новой эпохи. Эта заповедь в том, чтобы постоянно творить красоту и жить в красоте. «За неисполнение заповеди красоты, – пишет философ, – возможны адские муки» [9, с. 456] «Ибо красота, – отмечает он в другом месте, – есть великая сила, и она мир спасет» [9, с. 459].
Представление Бердяева о космической природе человека, позволяющей человеку соприкасаться с мирами иных состояний материи, во многом созвучно миропониманию Рерихов, в основе которого также лежит идея единства Космоса и человека. И проблема творчества у них занимает основополагающее место. Рерихи были подлинными творцами во всем – философии, науке, искусстве. Наконец, и сама жизнь каждого из них была творением Красоты в самых прекрасных ее проявлениях. Особую роль в творчестве Рерихи отводили искусству. Высочайшие духовные озарения Елены Ивановны воплощались в живописном искусстве Николая Константиновича. Художественное творчество Святослава Николаевича также пронизано высочайшим философским содержанием. Живописное искусство, воплощенное в творчестве Рерихов, в синтезе их философских прозрений и прекрасных
художественных нахождений, было для них одной из утонченных и совершенных форм творчества. «…Искусство во всех его проявлениях и во всех условных формах, – пишет Е.И.Рерих, – всегда будет началом духовным, будящим устремление к красоте, к Высшему, и в этом его главное и величайшее значение. <…> Ибо, действительное стремление к красоте приведет нас к пониманию высшей красоты законов, управляющих Вселенной, выраженных в Совершенном Разуме и Совершенном Сердце» [10, с. 400].
Любовь к Красоте, которая есть проявление Высшего, у Рерихов выступает основой этики. Поэтому совершенно естественно, что Учение, в пространстве которого развернута их философская система, называется Живой Этикой, или Этикой Жизни. В сущности философию Рерихов можно также назвать этической философией, ибо Живая Этика дана в помощь людям для улучшения их жизни. Она раскрывает основные пути перехода человечества на новый, более высокий эволюционный виток.
Сравнительный анализ философии Бердяева и миропонимания Рерихов, соприкосновение с культурой Серебряного века показывают, что за последние несколько веков космическое мировоззрение в России получило достаточно широкое распространение, развиваясь в разнообразных формах. Это была и религиозная философия, в пространстве которой творил Н.А.Бердяев, и духовные прозрения русских поэтов, художников, музыкантов, и труды ученых-космистов – В.И.Вернадского, К.Э.Циолковского, А.Л.Чижевского, и философская система Рерихов. Иными словами, исторические предпосылки космического миропонимания, идеи которого притягивают все больше людей, содержатся в мощных пластах русской культуры, которые формировались на протяжении длительного времени.
Сегодня космическое мировоззрение, выступающее новым мышлением XXI века, привлекает все больше философов, ученых, культурных деятелей. Ярчайшим подтверждением этого является уникальная конференция «Космическое мировоззрение – новое мышление XXI века», собравшая в Центре-Музее имени Н.К.Рериха наиболее прогрессивных ученых. У каждого из присутствующих здесь есть свои научные и культурные предпочтения. Но их объединяет одно общее качество – устремленность к новому мышлению.
Литература
- Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.
- Письма Елены Рерих. 1932–1935. Новосибирск, 1993.
- Учение Живой Этики. Братство. М.: МЦР, 1996.
- Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1989.
- Шапошникова Л.В. Тернистый путь Красоты. М.: МЦР, 2001.
- Ильин И.А. О грядущей России: Избранные статьи. М.: Воениздат, 1993.
- Учение Живой Этики. Надземное. М.: МЦР, 1997.
- Цит. по кн.: Шапошникова Л.В. Веления Космоса. М.: МЦР, 1996.
- Бердяев Н.А. Смысл творчества. М., 1989.
- Рерих Е.И. Письма. Т. 1. М.: МЦР, 1999.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.