9. Культура и Этика

ЕДИНСТВО И СВОЕОБРАЗИЕ КУЛЬТУРЫ

И.Т.Фролов

Сегодня все сильнее утверждается мысль, что нависшая над человечеством смертельная угроза может быть отведена путем обращения к разуму и его величайшему порождению — культуре. Единой и многообраз­ной, как и мир, в котором мы живем. Гуманистической по самой сути своей, утверждающей человека как «самоцель» истории и «меру всех вещей».

Человек центрирует мир взаимосвязанный, взаимозависимый, хотя и противоречивый, но целостный. Мир, стоящий на краю всеистребляющей военной гибели. Именно поэтому приоритет «общечеловеческой цен­ности мира над всеми другими, к которым привержены те или иные люди … над интересами того или иного класса», говорил М.С.Горбачев[1], должен стать существенной составляющей нового мышления, укрепля­ющего целостность и единство общечеловеческой культуры, обосновывающего это единство на философско-социологическом, мировоззренческом уровне.

Культура (и в ней — наука и техника) всечеловечески гуманистична. В этом — фундаментальное основание считать культуру всечеловеческим, планетарным явлением и потому — единой; единой уже сейчас и даже в прошлом, не говоря уже о будущем, «когда народы, распри позабыв …». Итак, мы утверждаем единство культуры в ее общечеловеческих устремлениях, своеобразие культуры в ее индивидуально-человеческих ха­рактеристиках. Ведь творят ее люди в одиночку, но и сообща: в общительном творческом собеседовании-состязании друг с другом. Если сказать точнее, то надо бы так: речь идет о единстве и единственности куль­туры. Только о диалектическом соотнесении этих фундаментальных характеристик культуры может идти речь. При этом гуманистическая основа культуры — залог того и другого: целостного многоцветия культуры.

Перспективы современного культурного строительства нашли свое теоретическое, нацеленное на практику воплощение в материалах XXVII съезда КПСС. В Политическом докладе ЦК КПСС съезду читаем: «Повышать степень зрелости общества, строить коммунизм — это значит неуклонно повышать зрелость сознания, обогащать духовный мир человека»[2]. Но зрелость сознания — это сначала зрелость самосознания. Обогащение духовного мира человека — это сначала личное творчество, самообогащение духовного мира человека как субъекта культуры, как ее творца. И тогда перестройка «человеческого фактора» — не санкционированный призыв, а личное побуждение человека, формирующего самого себя, начинающего с себя; нахождение каждым в себе самом личного стимула на пути к новому мышлению в новой ситуации единства человечества и единства человеческой культуры перед лицом термоядерной смерти. Но ситуации, проживаемой и переживаемой в личном существовании каждого как истори ~е-ски памятливой, нравственно полноценной, культурно всесторонней личности.

Безусловно, одним из важнейших событий в культурной жизни нашего народа стало создание Советского фонда культуры. На первый взгляд это фонд национальной памяти: исторической, культурной, нравственно-духовной. И охрана «генетического кода» исторической памяти нашего народа -первейшее дело этой общественной организации. И тут есть что охранять: 250 тысяч памятников истории, археологии, градостро­ительства и архитектуры, монументального искусства. Но взяты на учет только 190 тысяч из них. При этом люди отлично знают, ках осуществляется этот учет и эта охрана: порой безответственно, если не сказать • преступно. В музейных фондах страны 48 миллионов единиц хранения произведений художественного и декоративного искусства; 3250 государственных архивов хранят 300 миллионов единиц подлинных документов истории, культуры и науки народов СССР. Я не говорю уже о многих миллионах книг, имеющихся в сотнях тысяч библиотек и книгохранилищ страны.

Сохранение памяти (бережное и нежное) — важное дело. Реставрация разрушенного или разрушающегося — тоже. Возвращение национальных культурных богатств нашей Родины не менее важно. Но куда продуктивнее и содержательно ценнее воспитание историей, воспитание культурой, формирование нового человека живой и открытой памятью культуры, по самой своей сути принципиально не музейной, не экспонатной, не раритетной. И здесь мы подходим, может быть, к самому существенному — к человечески общительной природе культуры. Советский фонд культуры обязан на организационном и содержательном уровне проработать и эту сторону дела. Взять хотя бы самое очевидное — возврат культурных ценностей в страну их сотворения: безвозмездные приношения ценнейших экспонатов, сделанные американским бизнесменом Армандом Хаммером, французской художницей Надей Леже, Станиславом Рерихом, Федором Федоровичем Шаляпиным сыном великого певца … Примечательные страницы «воссоединительной» миссии культуры, ее центростремительной потенции. Но здесь же и другое: культура — для всех. Она не только едина, но и множественна — национальна. Советский фонд культуры — фонд многонациональной, поликультурной страны. Он призван как бы смоделировать эту уникальнейшую ситуацию единства и единственности культур. Общест­венное осознание этой возможности — важнейший момент интернационализации сознания при сохранности почтительного и вместе с тем всеприимно открытого уважения к национально иному, личностно иному, человечески иному; в конечном счете — уважения к таланту как всенародному достоянию. Всечеловеческая мечта о мире, в котором будут жить народы, позабывшие распри, начинает себя осуществлять не в последнюю очередь именно с этого — с сохранения национальных созданий фольклора в их живой, и не только этнографической, культурной действенности. Всем этим может и должен стать Советский фонд культуры. Но высказанные здесь общие впечатления при первом соприкосновении с темой единства и единственности культур нуждаются в научном обосновании предпосылок этого единства (и в нем — единственности). Попу­лярность известной концепции «двух культур» Ч. Сноу — научно-технической и гуманитарно-художественной — со всей очевидностью подтверждает потребность такого обоснования, особенно сейчас — в нынешнее десятилетие бурного развития новейших технологий, в известном смысле угрожающих бесценной неповторимости человеческой личности как творцу и субъекту культуры.

Наука и техника в принципе соединены в единой культуре человечества. Но в определенном повороте мысли культура предстает как система гуманистических ценностей, отличных в неприкладных своих характеристиках от научного знания. И все же культурные аспекты всякого развития, включая научно-техническое развитие, означает для нас, следовательно, его оценку, соотнесение с высокими гуманистическими ценностями. Но это означает также, что «точкой отсчета» всякого развития является человек. «Развитие богатства человеческой природы как самоцель» — вот та гуманистическая ориентация, которая еще в прошлом веке была выдвинута К. Марксом и которая в наши дни во все большей степени демонстрирует свою истинность. Это означает развитие человека как личности в процессе его материальной и духовной деятельности, общения с другими людьми, обучения, образования и воспитания как освоения и воспроизведения социокультурного опыта человечества, прогресса социальных отношений и образа жизни, сознания и самосознания, нравственного совершенствования.

Тем самым в понимание общественного развития вносятся высокие гуманные цели, на которые должны быть ориентированы и материальное производство, и социальные отношения, и культура общества в целом. Благодаря именно этим целям общественное развитие предстает как исторический процесс становления и реализации человеческой сущности, превращения индивида в личность и ее дальнейшее совершенствование и обогащение безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу. Человек здесь не воспроизводит себя в какой-либо одной только определенности, подчеркивал Маркс, он не стремится оставаться чем-то окончательно установившимся, а находится в «абсолютном движении становления».

Как все это соотносится с развитием культуры, которая на рубеже XX и XXI веков подвергается решающему испытанию: способна ли она к развитию, которое открывало бы будущее перед человечеством, либо она зашла в тупик и не может спасти человечество, удержать его перед бездной термоядерного самоуничтожения? Ни одна концепция развития не может обойти этот трагический гамлетовский вопрос — «быть или не быть». И нет, по-видимому, альтернативы гуманистической направленности культуры как сущностной основы всякого развития, начиная социально-экономическим и кончая нравственно-этическим, которое давало бы надежду и возможность преодолеть опасный рубеж веков и неограниченно развивать свой разум и свою гуманность в третьем тысячелетии.

Культура, как известно, внутренне связана со всеми другими сторонами и сферами общественной жизни, и в первую очередь с экономикой и политикой. Культура существует, функционирует и развивается только в определенных социально-экономических условиях, в определенной политической и идейной атмосфере. Понятно также, что на практике культурное развитие как отдельной страны, так и целых регионов представляет собой исторически определенную форму единства, взаимосвязи и взаимопроникновения множества элементов. Но их связь и взаимодействие носят далеко не однозначный, внутренне противоречивый характер.

Диалектика, присущая развитию культуры в целом, относится и к науке, содержащей внутри себя глубокие противоречия, острота которых проявляется наиболее наглядно в ее общественном функционировании, в отношении к человеку. Мы знаем, что современная наука, вызывая ощутимые изменения в сфере материального производства, становится одним из решающих факторов социальных преобразований, роста образования и культуры общества. Она оказывается силой, способствующей развитию самого человека, его творческих задатков и дарований. Однако современная наука не имеет решающего значения в жизни боль­шинства людей мира, включая и население многих промышленно развитых стран. Известно: миллиард людей в современном мире частично или полностью неграмотны. И тогда чистый свет науки сияет на фоне не­вежества стольких людей. Наука во многих случаях не только не сокращает, но, напротив, углубляет «человеческий разрыв», о котором так много говорят и пишут сегодня философы разных стран. Наука, способствуя росту знания, приводит странным образом к еще большему отчуждению человека. Но самое главное в том, что наука на службе милитаризма способствует убийственной гонке вооружений, ведущей мир к бездне термоядерной необратимой катастрофы.

Что же произошло в обыденном сознании? Безоглядная вера в науку как панацею от всех социально-экономических болезней сменяется безоглядным отрицанием гуманистической сущности научного прогресса. Равновесие «человек — наука — гуманизм» оказалось нарушенным. Стало общим местом утверждение, что цели и устремления науки и общества не только разделились, но и обнаружили свою, казалось бы, неустранимую противоречивость. Выстраивается целая система доказательств того, что этические принципы и нормы современной науки едва ли не противоположны социально-этическим и гуманистическим нормам и принципам, что научный поиск давно вышел из-под контроля совести, и тогда сократовская максима «знание и добродетель неразрывны» -не что иное, как архивный раритет.

Можно ли, вопрошают сторонники таких взглядов, говорить о социально-нравственной роли науки, когда ее достижения используются для создания средств массового уничтожения? Посмотрите, говорят они, ка­ждый год миллионы людей умирают от голода! Разве можно говорить о всечеловеческой нравственности ученого, — ведь чем глубже он проникает в тайны природы, то есть чем он честнее в своей работе, тем страшнее могут быть результаты его работы? Разве можно говорить о благе науки для человека, если именно наука, ее достижения создали основу такого общества, где конкретная человеческая личность отчуждена, подавлена, а ее цели и ее ценность приносятся в жертву погоне за прибылью?

Так поставленные вопросы игнорируют конкретную социальную почву своего возникновения. Речь идет о гуманизме вообще, о человеке вообще, о науке вообще. Но и человек, и общество, и наука развиваются не в безвоздушном пространстве. И научно-техническая революция — категория не внесоциальная. Она не математическая формула, годная для всех.

На вопросы, только что заданные, марксистская философия отвечает: можно! Можно говорить о нравственной роли науки, несмотря на то, что ее открытия порой используются для создания средств массового уничтожения. Можно говорить о нравственности ученого, несмотря на то, что результаты его исследований порой могут использоваться против человека. Можно говорить о необходимости науки для блага человека, несмотря на то, что ее достижения порой используются в механизмах отчуждения человека от человека, человека от общества.

Марксистская философия, ориентирующаяся на реальный гуманизм, не затушевывает противоречия в современном развитии, не закрывает глаза на негативные проявления научно-технического прогресса. Она осознает, — может быть, наиболее ясно осознает, — что они могут привести к катастрофическим последствиям для судеб человечества. Но в своей оценке современных процессов в развитии цивилизации она исходит из диалектической взаимосвязи всех составляющих этих процессов. Поэтому мы обязаны видеть не только трудности и опасности современного развития, но различать ясно обозначившиеся позитивные тенденции, вселяющие надежду.

Тенденции гуманизации науки, ее подчинения целям человека и общества, соединения исследовательских и ценностных подходов, развития ее социально-этических основ, ее органического включения в общую систему гуманистической культуры в современном мировом научном обществе очевидны. При этом социальная, этическая и гуманистическая ответственность ученых не является альтернативой свободы научного поиска. «Человеческое измерение» науки должно быть восстановлено и в исследованиях и в применениях их результатов. Культурные аспекты научно-технического прогресса связаны со все более решительным отходом от оценки науки и ее технологических воплощений, как якобы принципиально не регулируемых, не подверженных общественному контролю, нейтральных к здоровью человека, к самой человеческой жизни.

Таким образом, гуманистическая направленность человеческой культуры в целом включая и науку, все более утверждается именно сегодня; в самоопределении через свое отношение к человеку, возможностям его личностно-неповторимого развития в современном мире. Как внутренние факторы развития культуры, выражающиеся в ее интенсивной гуманизации, так и внешние для нее социально-экономические процессы развивающиеся в сторону интернационализации, свидетельствуют об ускоряющемся взаимодействии культур, их взаимообогащении. Это не противоречит суверенности, самобытности каждой из них. Более того. Процессы взаимодействия культур могут при соответствующих социальных условиях способствовать этому — развитию суверенности каждой из них. Стратегия культурного развития должна строиться с учетом взаимовлияния многих разнонаправленных процессов и факторов на гуманистической основе жизни культуры в современном мире. Это развитие, ориентированное на человека, не является просто стороной или аспектом общего прогресса. Оно составляет его сущностную основу, объединяющую все другие факторы и стимулы прогресса.

Человечество приближается к рубежу третьего тысячелетия в условиях расцвета гуманистической культуры, всеохватывающего научно-технического прогресса и вместе с тем обострения глобальных про­блем, угрозы термоядерной катастрофы. Как все это отражается на современном человеке, его сознании и самосознании, его нравственно-гуманистических принципах и идеалах? Наблюдаем ли мы и здесь соот­ветствующий прогресс или, может быть, возникли опасные ножницы между ростом технического могущества человека, проявляющимся также в его увеличивающейся способности к самоуничтожению, и нравственно-гуманистическими качествами, которые могли бы сдержать этот опасный разгул бездуховной силы? Какие мировоззренческие, социально-философские и нравственные ценности необходимы сегодня, чтобы научно-техническое развитие шло человеку во благо, а не во вред? К чему мы должны стремиться, скажем, в связи со стремительным развитием новой технологии — микроэлектроники, информатики, биотехнологии?

Вопросы эти не надуманные. Они все чаще тревожат всех, кто размышляет о завтрашнем дне человечества, о самой возможности и формах его существования. Может быть, они-то и составляют основу как совре­менной, так и дальнеперспективной стратегии. К этим вопросам обращаются сегодня не только философы и проповедники, но и далекие от морализирования государственные деятели, ученые, увидевшие опасность бесконтрольного использования результатов своей деятельности. Необходимость новых подходов к их решению остра как никогда именно сегодня.

«Высокое соприкосновение» — ключевая метафора самосознания культуры кануна третьего тысячелетия; человека, живущего в этой культуре на драматическом перекрестии «бездушных» новейших технологий и гуманистической подосновы культурного самосозидания, укорененного в многовековой традиции. Новому уровню технологии производства должна соответствовать более высокая ступень развития общества и самого человека в их взаимодействии с природой. «Высокое соприкосновение» предполагает высокий уровень культуры, высокую ступень выявления сущностных, творческих сил человека в их целостном, гармоническом виде. Именно от нее, от этой метафоры, должна начаться новая «шкала ценностей», гумани­стически субординированная, исходящая из нового понимания смысла человеческой жизни и новой оценки всего, включая самую новую технологию. Жизнь человека в человечестве как самоцель истории. Возникают острейшие социальные человеческие проблемы, относящиеся к коадаптации новой технологии с развитием самого человека как личности, пониманию и способности реализовать ее новые возможности и не утратить смысла своего уникального человеческого существования в мире роботов, все более ^вытесняющих» человека из непосредственного участия в производстве, освобождающих его не только от рутинных, утомительных трудовых операций, но и таких, которые попросту машина делает лучше, чем человек. Это становится зачастую предметом мысленных социально-философских экспериментов, перед которыми бледнеет фантазия даже автора самого понятия «роботы» -Карела Чапека. (Вспомним его драму «R. U. R.» — «Рассумовские универсальные роботы».) Сегодня в ход идут и антиутопии (О.Хаксли, Дж.Оруэлл) и новейшие мифы, призванные либо запугать человека, растерянного и отчужденного, не понимающего не только значений новой технологии, но и смысла прогресса в целом, либо вселить в него иллюзорные надежды, вогнав их в глухое пространство безмерного потребительства. Так, вслед за М.Маклюэном говорят о «гибели гуманизма». При этом «масс-медиа» характеризуются как средства, производящие глубокие изменения в самой человеческой природе. «Медиа» и технология рассматриваются как физическая, овеществленная реальность культуры, а идеология — как «официальный мундир», в который рядятся «медиа» в Компьютерланде. Грезят о возможностях «медиа» изменять даже человеческую физиологию. В новых формах, с использованием абстрактных возможностей микроэлектроники и биотехнологии (в частности, генной инженерии) возрождаются новоевгенические идеи о «фабрикуемом человеке» и даже … «биокиборге». И все это, несмотря ни на что, — на обнадеживающем фоне необходимости «высокого соприкосновения» новой технологии с человеком как носителем гуманистических ценностей нового типа. У многих проницательных ученых как на Востоке, так и на Западе растет убеждение, что экономические модели не могут охватить ситуацию во всей ее сложности, что модель нового типа должна включать не только нематериальный информационный сектор, но и другие нематериальные стороны человеческой деятельности; взаимодействие ее с окружающей средой. На это обращает внимание, в частности, А.Тоффлер в книге «Третья волна». Особенно выразительно указанное смещение акцентов в понимании научно-технического прогресса представлено в докладе Римскому клубу «Микроэлектроника и общество», авторы которого понимают, что наряду с нарисованной ими «прекрасной Утопией» существует сомнение, сможет ли человек как существо творческое и дальше развиваться и противостоять вырождению без борьбы за существование посредством собственного труда. Но труд, по их мнению, в связи с роботизацией производства окажется «привилегией избранных». Это и в самом деле утопия, хотя и не такая прекрасная, как думают авторы, если учесть реальности капиталистического общества, которое якобы само собой перерастает в «информационное», основанное на микроэлектронной технологии. И только глубокие социальные преобразования его в направлении «истинно человеческого» (К.Маркс) — коммунистического общества могут решить гуманистические проблемы, обостряющиеся в связи с широким внедрением в производство новейших технологий

Человек в этом обществе вступает в «век человека», и он не вытесняется из производства как ненужный его элемент, пополняя армию безработных, а получает все большую возможность творчески включаться в него и в подлинном смысле подчинять его своим материальным и духовным потребностям, развивать свои способности, в том числе и за непосредственными пределами производства, переходящего на сторону машин. Такая творческая деятельность целостного, гармонически развитого человека позволит ему сполна осуществить «высокое соприкосновение» с любой наиновейшей еще неизвестной технологией. Творческая деятельность человека культуры обеспечит также «высокое соприкосновение» нового человека и с природной средой. И в этом его поддержит та же новая технология, в том числе и технология нынешнего дня — микроэлектроника, информатика, и в особенности биотехнология.

В культурно значимой и гуманистически высветленной метафоре «высокое соприкосновение» акцентируются культурные аспекты научно-технического развития. В более широком смысле это означает необходимость коадаптации разума и гуманности как фундаментальное условие существования и развития человека и человечества сегодня и в будущем в единстве и своеобразии его культурного существования.

В своеобразии и единстве … Единство различного — наисущественное содержательное свойство культуры.

«Возьмите весь мир — мы все разные — говорил участникам Иссык-Кульского Форума М.С.Горбачев.Этореальность. Значит, надо научиться жить в этом многообразии, уважать выбор каждого народа …

Разве мы должны стрелять друг в друга из-за того, что мы разные? Мы должны пользоваться этим и из этой разности получать новое, обогащать друг друга»[3]. И далее: «… политика должна питаться всем тем, что заключает в себе интеллектуальное богатство каждой нации и всей человеческой цивилизации»[4]. Обратите внимание: даже политика!

Многообразие национальных образов мира, стилей, жанров, человеческих неповторимостей, уважение к которым зиждется все на том же неистребимом гуманизме, — физиологический раствор культуры, ее единственно возможное бытие. Бытие культуры — бытие каждого культурно значимого жеста в ней.

Таким образом, гуманистическое обоснование культуры определяет не только единство культуры как явления планетарного, всечеловеческого, но с неменьшей убедительностью определяет и ее единственность, историческую уникальность, неповторимость, равно как и жизнь человека культуры, живущего в ней, во имя ее — собственной, личностно неповторимой человеческой жизнью.

[1] Время требует нового мышления. — «Коммунист», 1986, №16, с. 6.

[2] Материалы XXVII съезда КПСС. М., 1986, с. 91.

[3] «Коммунист», 1986, №16, с. 8.

[4] Там же, с.11.

http://dustyattic.ru/articles/red-book-of-culture/union_and_singularity

Культура мира как основа стабильности многонационального и поликонфессионального региона    musaeva_kult_mira_mejkult